Как до Жирафа 2. Сафари на невесту  - Маргарита Ардо

Я хожу вся такая таинственная, скоромный носитель громкого звука и гроза ушных перепонок, и хихикаю потихоньку, когда у меня с широко раскрытыми глазами спрашивают: «А правда?..». Я стараюсь не петь, только всё равно постоянно что-то напевается, тихонько и под нос – во избежание… Но настроение каждый день прекрасное! Только вот сейчас волнуюсь…

* * *

Утро щекотало занавески солнечными лучами. Ветерок из окна доносил запахи цветов и свежести. Пионы в вазах распространяли вокруг себя чудесный аромат. Это оно – то самое утро!

Я подошла к зеркалу и взглянула на себя с волнением. Боже, не верится, что это я!

Ажурный лиф с тончайшим итальянским кружевом, переходящий в белоснежную юбку, пышную, как в последнем фильме о Золушке. Мне так хотелось именно такую! Чтобы ах, и все расступились, потому что места мне надо много…

Немножко непривычно и неудобно, конечно, – талия стянута, юбки тяжёлые, хотя внешне кажутся невесомыми, но как же это прекрасно! Я приподняла руки и медленно повернулась перед зеркалом, под шелест тканей разглядывая в отражении открытую спину, ювелирно уложенные волосы, нежные жемчужные капли в ушах. Приподняла юбку и выставила вперёд ступню в изумительных босоножках с изящной вышивкой на широких, обхватывающих тонкую щиколотку кружевных перепонках. Каблук высоченный, но удобный. Как хорошо, что мой царевич такой высокий и статный! Теперь и я рядом с ним буду, как…

– Плинцесса! – раздалось восторженное и удивлённое за моей спиной.

Прежде чем я успела обернуться, рядом послышалось весёлое топочение пяточками. И Маруся обежала вокруг меня раза три, чуть не перевернулась о шлейф, и я подхватила её на руки.

– Чудо моё кудрявое! – поцеловала я румяную щёчку.

– Жирафёнок! Я не успеваю за тобой! – послышалось из дверей, и в комнату влетела Агнесса, моя почти-тётя, гораздо роднее родной. Как всегда яркая, будто только что из Болливуда, с громадными серьгами в ушах, бусами на шее и невообразимым нарядом. Она остановилась, как вкопанная, и ахнула: – Я всегда говорила, что ты красавица! Но это просто вообще! И с Жирафёнком одно лицо просто.

Я рассмеялась и Маруська тоже.

– Я не жилафёнок, я плинцесса! – хихикала моя девочка, смешно морща носик. – Как моя Катя!!!

И тихое волнение закончилось. Началось громкое. Потому что в комнату хлынули женщины и девушки рода Кавсадзе во главе с бабушкой Алико в просторном балахоне, впервые не чёрном, а нежно-лиловом, словно она сняла, наконец, траур…

– Вай, мой девочка! Вай, драгоценный! – неслась на меня с объятиями моя супер-бабушка восьмидесятого уровня. – Звезда мой глаз!!!

Я улыбалась и не знала, на кого смотреть. Среди малознакомых лиц мелькала Диана, мой тренер по пилону, любимая Анечка с работы и Андрюшина мама. Бабушка забрала у меня Маруську и жаждущие прикоснуться к невесте окружили меня с восклицаниями и вздохами:

– Какая красавица! Самая! Вах! Чудо просто! Покружись!

Все расступились, и я, смущаясь, закружилась, слегка опьяневшая от внимания и эйфории. Хоть бы, хоть бы меня никто не украл! Ну, пожалуйста…

Нет, наверное, побоятся, вспомнив слухи про голос и про уголовное дело против Бадри и дядюшку Уго.

– Вай, не троньте мой девочка, – ревниво сказала бабушка, когда все кинулись меня обнимать, – причёску испортите!

Из распахнутых дверей донеслось:

– Фотограф пришёл! Кто на фотосессию для гостей?

И мои дамы, уже наряженные и ещё не до конца одетые, бросились на выход, топоча, как стадо предсвадебных бегемотов. А на вид вроде не толстые…

Остались я и бабушка. Она взяла меня за руку и посмотрела долго-долго, карие глаза наполнились слезами.

– Сердце мой, – всхлипнула бабушка.

– Не плачь, бабушка, – растрогалась я. – Ты чего? Ведь всё хорошо!

– Это я от счастья, – вытерла слезу она. – Так долго я ждал счастье!

Мы обнялись. Я почувствовала родное тепло, пахнущее французскими духами, виноградом и пряниками. Сердце расширилось.

– Я тоже так долго ждала тебя, – прошептала я бабушке в щекотные густые пряди над ухом.

Мы замерли друг у друга в руках. И в молчании я чувствовала больше, чем она рассказывала: её внутреннюю силу, позволившую не сломаться за целый век горя и одиночества, её нежность, спрятанную глубоко под покровом царь Тамар, её любовь, большую, как Кавказский хребет, её трепет и воспоминания о моём папе, об ушедших детях, муже, её талант в борьбе и смирении. Ведь победа приходит только к тем, кто умеет сражаться и, победив, готов сложить гордость перед высшим. Одно без другого невозможно. Как две стороны одной монеты.

– У Святой Нины вымолил тебя, мой сердце! – тихо проговорила бабушка. – К ней и поедем сегодня.

– Венчаться?

– Да, венчаться, мой дорогой, – ласково погладила меня по щеке бабушка Алико. – И за чудо спасибо сказать.

Она чуть отстранила меня обеими руками и доверительно, тихо-тихо шепнула:

– Ты у Святой Нино за детки попроси! Она добрый, она даст…

В нашу благоговейную тишину ворвались сигналы машин с улицы, трубные звуки, похожие на горны, и истошные крики:

– Едут! Едут! Жених! Караул!

Что-то бабахнуло. Я выглянула в окно. Ой, кортеж не видно!

Бабушка шморгнула носом и хитро улыбнулась:

– Вах, такой драгоценный Кати! За дёшево тебя не отдадим.

– Отдавайте! – испугалась я. – Даром!

Сердце моё забилось быстро-быстро. Я бросилась к лестнице, чуть не споткнулась, вовремя ухватилась за украшенные цветами и воздушными лентами перила. Немногие дамы толпились у входа, остальные, видимо, уже отправились «торговаться» с женихом.

Разудалая музыка, шум голосов и смех раздавались из-за дверей. Мне отчаянно хотелось туда! И правда стало страшно: вдруг не отдадут меня Андрюше, я тогда в окно или через крышу сбегу. Мне не привыкать!

И вдруг я услышала вскрик Андрюшиной мамы:

– Не трогай козла!

– Это мой балашек! – в ответ восторженный вопль Маруськи. – Мапа, забилай Катю!

Двери распахнулись. В особняк вбежал украшенный алыми лентами баран. И Маруська за ним с диким хохотом. Это традиция? Или меня снова на барана обменяли?

Уже всё было решено, оговорено, благословение получено, но адреналин стучал по ушам. Я волновался почти так же, как под роддомом, когда Маруська появлялась на свет. Потёр ладони, одёрнул пиджак. Поправил волосы. А, к чёрту, всё равно встали ирокезом!

Впрочем, за неделю я немного тут освоился. Даже отец оттаял. Грузины такие – если любят, то до хруста в рёбрах, если кормят, то до треска в животе, если поят, то до песен. Странно было бы напрягаться…